Артур Далалоян — спортивный гимнаст, абсолютный чемпион мира в индивидуальном и командном многоборье — рассказал Olympics подробности о травме, полученной в апреле накануне чемпионата Европы. Читайте как подходит к главному старту четырехлетия гимнаст, считавшийся одним из главных фаворитов Игр в Токио, а теперь вынужденный шаг за шагом восстанавливать свою форму.
«Я начал тренироваться еще в палате»
Olympics: Самый первый и самый главный вопрос, конечно же про вашу травму. Можете рассказать, как же это все случилось?
Арутр Далалоян: Ну, произошла она на тренировке. Мы готовились к чемпионату Европы, и за две недели до выезда у меня заболел «ахилл». Не знаю по какой причине: может быть от нагрузки, может быть от нехватки каких-то витаминов в организме... И вот две недели я пытался его лечить всячески: не «долбить» ногу постоянно, старался давать нагрузку на ноги в щадящем режиме. И вот, перед самым отъездом у нас была контрольная тренировка, где уже нужно было работать в полную силу. И на вольных упражнениях я сделал всю комбинацию, а на последней связке почувствовал такую слабость во время отхода — ахиллово сухожилие просто онемело. Я аккуратно приземлился, посмотрел на ногу и понял, что у меня произошел разрыв.
Многие СМИ писали, что у меня там надрыв сухожилия, что ничего страшного. Но на самом деле, когда я приехал в больницу, сделали МРТ и сказали, что у меня полный разрыв «ахилла».
А что у вас происходило в голове в тот момент? Понятно, что в первый момент мысль заполняет только боль. Но вот так получить травму, так близко к Играм...
Мыслей, конечно, было очень много, и в том числе, конечно, обида. Не обида даже, а сожаление, что все так произошло. Но это так — проскочило в голове на долю секунды. И боли, кстати, особой сильной не было. Был страх, на самом деле — от того, что ты видишь, когда у тебя там какая-то часть тела просто оторвалась. Скажем честно, не совсем приятная картинка. А после страха небольшой шок, за которым уже приходит осознание. Не могу сказать, что меня прямо какое-то огромное отчаяние накрыло в тот момент, но, конечно, было оно. Три месяца до Игр — и такая серьезная травма.
А после осмотра и заключения врачей о чем думали? Когда уже стало понятно, насколько все серьезно?
На самом деле мне очень помогла поддержка жены во всей этой ситуации. После того, как я получил травму, мы очень долго ехали сначала домой на машине по пробкам, потом в больницу. Она была за рулем, но постоянно говорила со мной — это очень помогло мне справиться со стрессом. Она сказала, что ничего страшного не произошло, что все нормально — это спорт, это бывает, нечего отчаиваться, вешать нос или накручивать себя. И она так спокойно об этом всем говорила. И вот это, на самом деле, мне очень сильно помогло справиться с этой ситуацией. Наверное, моя жена — самый главный человек, перед которым мне больше всего в тот момент было неудобно и стыдно. Я не знаю почему.
Для меня это в принципе, наверное, самое сложное, когда я оказываюсь в такой уязвимой позиции или когда я в чем-то слаб, потому что я привык быть сильным. Вот, и в этот момент рядом с ней я почувствовал какую-то силу, уверенность.
У меня пропали все мысли, что у меня не получится восстановиться или что у меня не получится поехать в Токио. Я просто настроился на то, что надо работать, чтобы с этим справиться. Это такая же сложность, как сотни других, которые случались в моей жизни до этого. И как-то сразу получилось перестроиться в голове.
Но все-таки эта травма, эта сложность — она сравнима с другими или действительно — это один из самых сложных моментов вашей спортивной карьере? Или все-таки первенство у ситуации, из-за которой пришлось пропустить Игры в Рио-де-Жанейро?
Ну да, первые мысли, конечно, были о том, что это со мной уже происходило. Перед Рио у меня с менисками на колене было не все в порядке. И в какой-то момент я просто перестал бороться, отпустил эту ситуацию, и все. Но сейчас я совсем по-другому к этому отношусь. Я просто начал бороться каждую минуту — еще даже до того, как меня положили на операционный стол. После операции, когда мне сшили сухожилие — на следующий же день как я отошел от наркоза, я сразу стал работать. Начал тренироваться еще в палате! [смеется].
На следующий день после операции?
Да! [смеется]
Да ладно? Как это возможно?
После операции у меня до паха был гипс на одной ноге, вторая нога полностью забинтована для профилактики тромбов. И наркоз на половину тела. И вот в таком состоянии я на следующий день сразу начал тренироваться.
Сначала стал в гипсе разрабатывать пальцы — старался их чувствовать, работать ими. А потом думаю: «Почему я должен лежать в кровати?». Я попросил коврик для фитнеса. Мне принесли этот коврик, и я начал работать. Я держал физическую форму, я старался делать хотя бы какие-то нагрузки на корпус, на руки — здесь же у меня все здоровое было. И не было никаких мыслей отчаяния, да. И это на самом деле мне очень помогло. Когда меня выписали из больницы, я сразу же начал ходить в гимнастический зал. И хоть я был еще и с гипсом, а потом я долго ходил в «сапоге», но физическое состояние мое было на самом деле хорошее. Если бы я просто лежал и ждал, когда у меня там что-то пройдет, то, естественно, такой формы у меня не было бы.
«Когда твоя команда в тебя верит, надеется, ты не можешь просто так сдаться и опустить руки»
Вы раньше сказали, что отнеслись к травме в этот раз по-другому, не опустили руки. Какая внутренняя трансформация произошла? Почему вы иначе относитесь теперь к таким вещам?
Я не знаю, если честно. Это, наверное, не всегда можно объяснить. Это скорее где-то в подсознании, где-то внутри. Бывают, конечно, такие моменты, когда нет сил, когда не хватает какого-то оптимизма для того, чтобы бороться. Но в этот раз я сразу с самого начала понял, что буду бороться — еще когда мы ехали в больницу. У меня нога висела просто как кусок мяса, я не мог ей ни пошевелить — ничего! Она просто висит и все. Так что это, наверное, психологический момент — насколько ты позволишь этому засосать тебя, настолько оно тебя и съест. У всех неприятности случаются в жизни, и организм у нас не железный. Да, мы люди, у нас может что-то рваться, может что-то ломаться, тем более, когда ты испытываешь каждый день такие нагрузки.
Возвращаясь к вопросу о пропущенных соревнованиях. Это было наверное еще обиднее, когда ты проходишь через такой сложный момент, но в то же время видишь, как твоя команда соревнуется, выигрывает что-то. Вы следили вообще за соревнованиями?
Конечно, я следил за соревнованиями. Я болел за всех за наших ребят. Слава богу, что это не командный чемпионат Европы был, а личный, где каждый сам за себя. А когда увидел фотографии, которые они в поддержку меня сделали — в футболках с моей фотографией — это очень меня подбодрило. Конечно, это было приятно прям до дрожи, до мурашек. Это тоже такой момент, который меня подстегнул работать, не отчаиваться. Ведь когда твоя команда в тебя верит, надеется, ты не можешь просто так сдаться и опустить руки. Я очень хочу быть полезным для команды, очень хочу сделать свой вклад в наш результат. Поэтому я максимально выкладываюсь и выполняю все инструкции врачей по восстановлению.
А чья поддержка вам важнее всего? Мы брали недавно интервью у Алексея Немова, и он очень теплые слова о вас говорил — говорил, что он очень верит в вас, в Никиту Нагорного, в других ребят из команды.
На самом деле многие писали мне в тот же день, когда узнали про травму. И, кстати, Алексей Немов мне тоже в этот же вечер написал. Он даже звонил, но я не смог взять трубку, а потом увидел сообщение от него. Это тоже был такой толчок, когда ты понимаешь, что легенда спортивной гимнастики поддерживает тебя, верит. Но на самом деле было много и других сообщений: «Не расстраивайся», «Твоя Олимпиада через три года, ты уже на эту точно не попадешь, но это не главное в жизни». Такие сообщения заставляют тебя, наоборот, поверить в то, что уже ничего не исправить. И вот с таким очень сложно было справляться морально. И ты вроде бы понимаешь, что человек пишет тебе от души, но... Да, я отвечал на такие сообщения «Спасибо», но я понимал, что эти вещи не нужно брать в голову, люди, конечно, не понимают всей ситуации.
После операции я сразу же прочитал, как восстанавливаться после такой травмы, когда тебе сшивают «ахилл». Прогнозы там были просто страшнейшие — полная реабилитация от пяти до восьми месяцев! И, конечно, все это могло бы меня подкосить и заставить перестать верить в то, что возможно восстановиться к концу июля.
Но в какой-то момент я прямо четко себе сказал: мы все разные, каждый человек уникален и наши тела уникальны, у всех все идет по-разному — и восстановление, и сращивание. И я в какой-то момент понял, что если я приложу все усилия, чтобы восстановиться, то я просто не могу не достичь этой цели.
И сколько в итоге вам понадобилось, чтобы восстановиться?
Я могу сказать, что я все еще в процессе. У меня тут новый этап — я стал немного бегать. Я уже могу на одной ноге на больной встать на носочек — для меня это уже большой прямо плюс. Я уже могу со снаряда спрыгивать — хотя бы элементарные какие-то соскоки. Для меня главная цель сейчас — это восстановить хотя бы четыре снаряда с соскоками, чтобы можно было соревноваться в команде. Понятно, что пока не идет речь ни об опорном прыжке, ни о вольных упражнения — там сумасшедшая нагрузка на ногу, и это все опасно.
Но восстановить четыре снаряда с соскоками — это реальная задача, и сейчас я двигаюсь в этом направлении. И я чувствую из недели в неделю какой-то прогресс. И у меня нет сомнений, что все получится.